Эпилог
Сказанное выше предполагает возврат к проблеме, которая долгое время казалась неразрешимой, несмотря на бесчисленные попытки бороться с ней заявлениями о «главенстве» политической сферы. Речь идет о вопросе о том, какие условия требуются для возникновения порядка и как они соотносятся с государственной моделью. Возможно, наиболее важным и актуальным аспектом наследства австрийской школы является именно то, что она явилась стимулом к переоценке политической сферы.
Политическая философия слишком часто ограничивалась конструированием более или менее «справедливых» или «рациональных», с ее точки зрения, моделей государства, избегая тем самым вопроса об истинности тех постулатов, относящихся к человеческой деятельности, которые сделали бы такое государство возможным. Иными словами, проблема желательности модели очень часто отделялась от проблемы ее практической осуществимости. Из того, что экономическая теория рассматривалась как политическая экономия, в итоге следовало, что открытиям экономической науки в области взаимосвязи субъективного характера способов удовлетворения потребностей с их культурными, социальными, политическими и этическими последствиями не придавалось практически никакого или вообще никакого значения.
Напротив, шла постоянная борьба за то, чтобы отнести эти проблемы к некой материальной сфере существования, будто бы не зависящей от политической сферы; якобы потому, что все равно было необходимо выходить за пределы материальной сферы, чтобы изучать проблему сосуществования людей в обществе с более «возвышенной» и «философской» точки зрения. Создавалось впечатление, что политический порядок может поддерживаться чуть ли не в отсутствие необходимых для него условий материального характера и чуть ли не в отсутствие всякой связи между этим порядком и удовлетворением потребностей.
Эти рассуждения зашли настолько далеко, что в конце концов было забыто, что государство — это всего лишь инструмент для обеспечения той самой человеческой свободы, без которой не может быть добродетели, иначе говоря — способ гарантировать дополитические требования.
При обсуждении этих вопросов не учитывалось также, что любое государство, решившее игнорировать эти условия, вскоре превращается в недопустимый инструмент произвола, принуждения и угнетения. В качестве такового оно либо породит сброд, либо будет восприниматься как бремя, от которого нужно избавиться. Это тем более вероятно, чем в большей степени государство демонстрирует неэффективность, которая на самом деле представляет собой непосредственный результат ложности его теоретических оснований, т.е. попыток политической рефлексии, не опирающихся на теорию человеческой деятельности, или стремления построить политическую практику на ложном понимании человеческой деятельности.
Чтобы осознать, что политика не в состоянии создать порядок, достаточно посмотреть на крушение политических режимов, основанных на плановой экономике. Однако даже если бы режимы такого типа были в состоянии создать эффективную модель организации, направленной на достижение той или иной цели, в этой модели все равно не было бы человеческой свободы и всего, что с ней связано. Она не была бы «хорошим порядком».
Возникает вопрос о том, может ли политическая теория опираться на ложную теорию человеческой деятельности, иначе говоря, вопрос о связи экономической и политической теории. Источником крушения марксизма является то, что он попытался создать политическую упорядоченность на основании ложных экономических представлений о человеческой деятельности, а также то, что он рассматривал экономическую теорию как способ реализации политических целей, вытекающих из его так называемых «знаний» о смысле исторического процесса.