Интервенционизм

Не может стоять вопрос об организации общества на основе произвольных предвзятых представлений о справедливости. Задача в том, чтобы организовать общество для максимально возможного осуществления тех целей, которых посредством общественного сотрудничества стремятся достигнуть люди. Общественная польза — единственный критерий справедливости. Она является единственным ориентиром законодательства».

Затем Хайек констатировал, что он не вполне согласен с Мизесом. С его точки зрения, следовало изучить вопрос об изменении правил, а также «их последовательности или совместимости с целостной системой прочих правил, исходя из эффективности их вклада в формирование того же самого всеобъемлющего порядка, которому служат все остальные правила». Это требовало подхода, отличного от «рационалистического утилитаризма» Мизеса.

В целом подход Мизеса рассматривал демократию как систему сотрудничества, допускающую достижимость в рамках государства всех субъективных целей. Это приводило к снижению статуса политической сферы как места принятия решений о совместимости тех или иных конкретных ценностей с абстрактными ценностями, за счет которых обеспечивается существование порядка. Ограниченность такого подхода связана с тем, что в системе с ограниченными ресурсами может возникнуть затяжная борьба между частными целями и — вследствие этого — деградация системы.

Осознание этих рисков заставило Хайека отвергнуть идею, что можно основать демократию на предположении о релятивизме ценностей или на представлении об обществе и государстве, источником легитимности которых является возможность обеспечить эти ценности. Мизес, воспринимавший государство как непосредственный результат действия индивидуальных воль, мог оценивать личные цели исключительно с точки зрения их полезности для достижения каких-либо иных выгод. Однако не все индивидуальные выгоды полезны обществу; из этого вытекает необходимость различать личную и политическую сферу. Однако Мизес не проводил этого различия, так как считал, что общество должно быть организовано так, чтобы реализовывать те цели, которых собираются достичь отдельные люди с помощью общественного сотрудничества.

Несмотря на эти различия, Мизеса и Хайека объединяло недоверие к попытке демократической теории создать такую модель государства, где политические и экономические институты отличались бы и от либеральной, и от социалистической и коллективистской модели. Мизес и Хайек рассматривали эту попытку как конечный итог развития этатистской и сциентистской ментальности, которая широко распространилась по мере того, как либерализм утрачивал популярность среди интеллектуалов. Они отрицали такой вариант, несмотря на то что многие представители политической науки рассматривали его как единственную альтернативу успехам социализма. Мизес и Хайек считали, что эта модель способна углубить социально-экономические проблемы, а также опасались, что она может оказаться еще более упорной и изощренной разновидностью тоталитаризма, чем коммунизм или нацизм.

И снова на горизонте замаячил уродливый призрак: снова возникло желание создать иную политическую, экономическую и социальную форму по сравнению с либеральным капитализмом. Австрийцы уже распознали это желание в идеологической программе исторической школы немецких экономистов и дали его критический анализ. Популярности этой попытки способствовало отвращение интеллектуалов к обществу, в котором их социальный статус зависел от рынка, к обществу, в котором они лишились своих традиционных привилегий.