Мираж социальной справедливости
Эти возражения философско-политического характера сочетались с соображениями относительно совместимости представления о социальной справедливости со стихийным процессом. Хайек проанализировал значение понятие социальной справедливости «в рыночном порядке» и совместимость между рыночным порядком и «моделью вознаграждения, основанной на оценке заслуг или потребностей различных лиц или групп органом власти, обладающим полномочиями реализовывать эту модель посредством принуждения». Отрицательное заключение, к которому он пришел, было основано на том, что при рыночном порядке «концепция „социальной справедливости" определенно пуста и бессодержательна просто ввиду того, что никто не в силах определить относительную величину дохода различных групп или сделать так, чтобы они не зависели ни от каких случайностей». Таким образом, это сочетание слов может иметь смысл только в таком контексте, который не предполагает свободы, т.е. в «направляемой, или „командной", экономике, в которой людям приказывают, что им делать».
По мнению Хайека, функция вознаграждения на самом деле состоит не в том, чтобы вознаградить людей за то, что они сделали, за их упорство и усилия, или по заслугам, или в соответствии с их индивидуальными потребностями. Вознаграждение указывает людям на то «что им следует сделать в своих собственных и в общих интересах». Эти рассуждения представляют собой приложение к совокупности социальных наук того подхода, посредством которого австрийской школе удалось в области политической экономии сместить акцент с производителя на потребителя как на источник «ценности». Вследствие этого для потребителя ценность оказанных услуг «зачастую не имеет никакого отношения к индивидуальным достоинствам или нуждам работника» и «лучше всего вознаграждаются не благие намерения или потребности, а, независимо от мотивов, выполнение того, что приносит наибольшую пользу другим».
Опираясь на эти возражения, Хайек развил свою критическую аргументацию, особенно подчеркивая тот факт, что социальная справедливость принесла куда больше бед, чем исцелила язв. К числу этих бед прежде всего относится злокачественное перерождение принципа верховенства права, а также тенденция к концентрации в руках правящей группы огромного количества полномочий, с трудом поддающихся контролю.
Внутри мифа о равенстве скрывалась опасность абсолютного подчинения широких масс элите, управляющей экономикой общества и контролирующей частные хозяйства. Как считает Хайек, «требование равенства материального положения может быть удовлетворено только правительством с тоталитарными полномочиями».
Но если «в обществе свободных людей, членам которого позволено использовать собственные знания в собственных целях, термин «социальная справедливость» не имеет никакого смысла или содержания», это не значит, что он является всего-навсего «невинным выражением доброжелательства к менее удачливым». По мнению Хайека, этот термин превратился в «бесчестный намек на то, что следует согласиться с требованиями групповых интересов, которые на деле не могут быть обоснованы». Этот термин «интеллектуально постыден», а его постоянное использование «есть жульничество, не только неизменно порождающее политическую путаницу, но и разрушающее моральное чувство». Таким образом, Хайек полагал, что понятие социальной справедливости было продуктом морали, безразличной к последствиям его применения для общества. Воплощение идеалов социальной справедливости в рамках политической и этической системы неспособно создать «действенный порядок, способный поддерживать предполагающий его аппарат цивилизации». Неслучайно человечеству неизвестны политические системы, основанные на нежизнеспособных системах морали: «общества, проверяющие их на себе, быстро исчезают». В расшифрованном виде взаимосвязь между моральным порядком и политическим порядком есть осуществление той «чудовищной идеи, что политическая власть должна определять материальное положение различных людей и групп». От этого рукой подать до вывода о том, что теория социальной справедливости — это не что иное, как изощренная разновидность социалистического идеала, которая, несмотря на все свои так называемые благие намерения, перерождается в политическую организацию, неспособную удержаться от расширения дискреционных полномочий правителей.